Трубецкая екатерина ивановна краткая биография. Жены декабристов. Трубецкая Екатерина Ивановна. Произведения, посвящённые Е. И. Трубецкой

Трубецкая Екатерина Ивановна (1800-1854), княгиня, урожденная графиня Де Лаваль, жена декабриста С.П. Трубецкого

Екатерина Ивановна Трубецкая была дочерью французского эмигранта графа И.С. Де Лаваля, которого в России чаще называли просто Лаваль. После Великой Французской революции многие аристократы, спасаясь от гильотины, перебрались в Российскую империю. Да и последующие годы во Франции были не спокойными - слишком много политических бурь и войн пришлось на этот период французской истории. Лаваль так и остался в гостеприимном Петербурге. Он преподавал в Морском кадетском корпусе. Женился граф по любви, но и не без выгоды на А.Г. Козицкой, по матери - представительнице богатого купеческого рода Мясниковых и обладательнице большого состояния.

Родители Екатерины Трубецкой Жан-Франсуа Лаваль и Александра Козицкая

Семье Де Лаваль принадлежал роскошный дворец на Английской набережной Санкт-Петербурга, где часто устраивались великолепные балы для высшего света, литературные и музыкальные вечера.


Дом Лавалей в Санкт-Петербурге

Дочерей граф воспитывал как француженок, и как только позволили политические обстоятельства, вывез во Францию, чтобы лучше узнали родину предков.
Каташа (как ласково называли Катрин родные) во время поездки познакомилась в Париже с князем Сергеем Петровичем Трубецким, героем войны 1812 года. Девушка сразу очаровала его. По воспоминанием Зинаиды, сестры Екатерины Ивановны, «перед своим замужеством Каташа наружно выглядела изящно: среднего роста с красивыми плечами и нежной кожей, у нее были прелестнейшие руки в свете… Лицом она была менее хороша, так как благодаря оспе кожа его, огрубевшая и потемневшая, сохраняла еще кое-какие следы этой ужасной болезни… По природе веселая, она в разговоре обнаруживала изысканность и оригинальность мысли, беседовать с ней было большое удовольствие. В обращении она была благородно проста. Правдивая, искренняя, увлекающаяся, подчас вспыльчивая, она была щедра до крайности» .

Князь Сергей Петрович Трубецкой

Роман оказался стремительным. В мае 1821 года князь Трубецкой и графиня Лаваль обвенчались в Париже. После свадебного путешествия молодожены вернулись в Петербург.
С.П. Трубецкой в 1816 году стал одним из основателей первого декабристского общества «Союз спасения», принимал участие в деятельности «Союза благоденствия». В 1822 году он считался одним из руководителей Северного общества декабристов, но в день восстания 14 декабря 1825 года не явился на Сенатскую площадь, опасаясь возможного кровопролития. Его арестовали в здании австрийского посольства, где супругов Трубецких в ночь после восстания 14 декабря спрятали родственники - сестра Екатерины Ивановны Зинаида и ее муж, австрийский дипломат Лебцельтерн.
На следующий день после ареста князя Екатерине Ивановне доставили записку от мужа. Он писал: «Не сердись, Катя… Я потерял тебя и погубил, но без злого умысла. Государь велит передать тебе, что я жив и «живым» останусь» . Екатерина Ивановна отвечала: «Я, право, чувствую, что не смогу жить без тебя. Я все готова снести с тобою,… не буду жалеть ни о чем, когда буду с тобою вместе. Меня будущее не страшит. Спокойно прощусь со всеми благами светскими» .

Памятник семье Трубецких в Петровском заводе (ныне Петровск-Забайкальский), скульптор Л.А. Родионов

Трубецкой был осужден по первому разряду на пожизненную каторгу. Екатерина Ивановна первой из жен декабристов добилась разрешения разделить участь мужа. На следующий день после отправки Трубецкого в Сибирь она выехала следом за ним. В Иркутске ей посчастливилось увидеть мужа, но свидание было совсем коротким. Иркутский губернатор Цейдлер несколько месяцев не давал ей разрешение на продолжение пути, уговаривая вернуться домой.
Трубецкая не поддавалась на уговоры и угрозы, она написала Цейдлеру письмо, в котором объясняла причины своего решения: «Чувство любви к другу заставило меня с величайшим нетерпением желать соединиться с ним; но со всем тем я старалась хладнокровно рассмотреть свое положение и рассуждала сама с собой о том, что мне предстояло выбирать. Оставляя мужа, с которым я пять лет была счастлива, возвратиться в Россию и жить там в кругу семейства во всяком внешнем удовольствии, но с убитой душой, или из любви к нему, отказавшись от всех благ мира с чистой и спокойной совестью, добровольно предать себя унижению, бедности и всем неисчислимым трудностям горестного его положения в надежде, что разделяя его страдания, могу иногда любовью своею хоть мало скорбь его облегчить? Строго испытав себя и удостоверившись, что силы мои душевные и телесные никак не позволили мне избрать первое, а ко второму сердце сильно влечет меня» .
Цейдлер, поняв, что Екатерина Ивановна не переменит своего решения, объявил Трубецкой, что она продолжит путь «по канату» , вместе с уголовными преступниками и дал ей подорожную на выезд в Нерчинские рудники, предварительно взяв подписку об отречении от всех прав. «Женщина с меньшею твердостью , - писал А.Е. Розен, - стала бы колебаться, условливаться, замедлять дело переписками с Петербургом и тем удержала бы других жен от дальнего напрасного путешествия. Как бы то ни было, не уменьшая достоинств других наших жен, разделявших заточение и изгнание мужей, должен сказать положительно, что княгиня Трубецкая первая проложила путь, не только дальний, неизвестный, но и весьма трудный, потому что от правительства дано было повеление отклонять ее всячески от намерения соединиться с мужем» .
В конце января 1827 года Екатерина Ивановна прибыла в Большой Нерчинский завод, находящийся рядом с Благодатским рудником, на котором работали декабристы. Она поселилась в тесной холодной избе вместе с М.Н. Волконской. Их жизнь проходила в тяжелых, непривычных хозяйственных хлопотах.

Дом Екатерины Трубецкой и Марии Волконской в Благодатском руднике

Единственной радостью были редкие свидания с мужьями. Через год декабристов перевели в Читу, там же обосновались разделившие их участь женщины. Деятельная, сердечная Екатерина Ивановна принимала живое участие в заботах об узниках, вела их переписку. В 1830 году в Петровском Заводе была возведена специальная тюрьма для декабристов, и жены получили право проживать вместе со своими мужьями в их камерах. Екатерина Трубецкая провела в остроге Петровского завода долгие девять лет. Декабрист Е.Л. Оболенский в своих «Записках» отмечал: «Среди всех превратностей судьбы их семейное счастье было основано на таком прочном основании, которое ничто не могло поколебать впоследствии. Событие 14 декабря и отправление в Сибирь - лишь повод к развитию тех сил души, которыми Екатерина Ивановна была одарена и которые так прекрасно употребила для достижения высокой цели исполнения супружеского долга» .
В 1839 году Трубецкие были переведены на поселение сначала в село Оёк, а затем в Иркутск. В Сибири у Екатерины Ивановны родилось восемь детей, четверо из которых умерли в раннем возрасте.
Несмотря на все испытания и превратности судьбы, Екатерина Трубецкая никому не отказывала в помощи, в ее доме находили кров и пищу несчастные и обездоленные люди.

Дом-музей Трубецких в Иркутске

Екатерина Ивановна стремилась дать своим детям хорошее образование. Когда в Иркутске открылся Женский институт, она добилась для младших дочерей права учиться в нем. Младшая дочь Трубецких, Зинаида Сергеевна Свербеева, дожила до 1920 года, и даже получала пенсию от советского правительства.
Екатерина Ивановна Трубецкая до конца своих дней сохранила кротость, доброту и душевное спокойствие. Она была всеобщей любимицей. А.Е. Розен так характеризовал Е.И. Трубецкую: «… не красива лицом, не стройна, среднего роста, но когда заговорит - так что твоя красота и глаза - просто обворожит спокойным приятным голосом и плавною, умною и доброю речью, так все слушал бы ее. Голос и речь были отпечатком доброго сердца и очень образованного ума от разборчивого чтения, от путешествия и пребывания в чужих краях, от сближения со знаменитостями дипломатии» .
Всего двух лет не дожила она до амнистии 1856 года. 14 октября 1854 года Е.И. Трубецкая скончалась после изнурительной болезни и была похоронена на кладбище Знаменского монастыря в Иркутске. С.П. Трубецкой писал сестре жены: «Она спокойно покинула сей мир, склонившись ко мне на грудь, так что я даже не заметил ее последнего вздоха» .

Памятник женам декабристов в Иркутске

Муж пережил Екатерину Ивановну на шесть лет. Он умер в 1860 году в Москве, где жил у своего сына. На похороны С.П. Трубецкого собрались оставшиеся в живых декабристы и студенты, которые от Никитских ворот до Новодевичьего монастыря несли гроб на руках.

(1854-10-26 ) (53 года)

Княгиня Екатерина Ивановна Трубецкая , урождённая графиня Лаваль (21 ноября [3 декабря ] , Санкт-Петербург - 14 октября , Иркутск) - жена декабриста С. П. Трубецкого , которая последовала за ним в Сибирь. Героиня поэмы Н. А. Некрасова «Русские женщины ».

Биография

Екатерина Лаваль была крещена 7 декабря 1800 г. о чём свидетельствуют метрические книги церкви Св. Исаакия Далматского (Исаакиевский собор). Дочь французского эмигранта, члена Главного правления училищ, позднее - управляющего 3-й экспедицией особой канцелярии Министерства иностранных дел Жана (Ивана Степановича) Лаваля и Александры Григорьевны Козицкой - наследницы капиталов И. С. Мясникова , хозяйки известного петербургского салона. Екатерина и её сестры ни в чём не нуждались и не ведали отказа. Сёстры были прекрасно образованы и подолгу жили с родителями в Европе.

По отзывам современников, Екатерина Лаваль не была красавицей - невысокая, полноватая, зато обаятельная, веселая резвушка с прекрасным голосом. В Париже в 1819 году Екатерина Лаваль познакомилась с князем Сергеем Петровичем Трубецким, а 16 (28) мая 1820 года вышла за него замуж. Трубецкой был на десять лет её старше и считался завидным женихом: знатен, богат, умён, образован, прошёл войну с Наполеоном и дослужился до полковника. Карьера его ещё не была закончена, и Екатерина имела шансы стать генеральшей. Блестящий брак был омрачён отсутствием детей. Екатерина очень переживала по этому поводу и ездила лечиться от бесплодия за границу.

Жена декабриста

Спустя пять лет после свадьбы вдруг выяснилось, что Сергей Трубецкой вместе с друзьями готовил восстание.

Событие 14-го декабря и отправление в Сибирь князя Сергея Петровича служили только поводом к развитию тех сил души, коими одарена была Екатерина Ивановна и которые она так прекрасно умела употребить для достижения высокой цели исполнения супружеского долга в отношении к тому, с коим соединена была узами любви вечной, ничем не разрушимой; она просила как высшей милости следовать за мужем и разделять его участь и получила высочайшее дозволение и, вопреки настоянию матери, которая не хотела её отпускать, отправилась в дальний путь <…> Соединившись временно с мужем в Николаевском заводе, она с того времени не покидала нас и была во всё время нашей общей жизни нашим ангелом-хранителем.

Наконец, им предоставили положение о жёнах ссыльно-каторжных и о правилах, на которых они допускаются на заводы. Во-первых, они должны отказаться от пользования теми правами, которые принадлежали им по званию и состоянию. Во-вторых, они не могут ни получать, ни отправлять писем и денег иначе, как через заводское начальство. Далее, свидание с мужьями дозволяется им только по воле того же начальства и в том месте, которое им же будет определено.

Е. П. Оболенский. Мемуары декабристов. Северное общество. Составление проф. В. А. Фёдорова, М.: Издательство Московского университета, 1981, с. 104

Трубецкая и Волконская подписали эти условия и им разрешили следовать за мужьями.

Произведения, посвящённые Е. И. Трубецкой

• Н. А. Некрасов : «Княгиня Трубецкая» (1872) - первая часть поэмы «Русские женщины».

Дети

У Екатерины Ивановны долго не было детей, только через девять лет в Чите родился их первенец - дочь Александра.
Всего у Трубецких было четыре дочери и три сына:

• Александра Сергеевна (2.2.1830, Чита - 30.7.1860, Дрезден; похоронена в С.-Петербурге), умерла от чахотки, с 1852 года жена Н. Р. Ребиндера (1810-1865).
• Елизавета Сергеевна (16.1.1834, Петровский завод - 11.2.1918, Симферополь), замужем за П. В. Давыдовым (1825-1912), сыном декабриста В. Л. Давыдова .
• Никита Сергеевич (10.12.1835, Петровский завод - 15.9.1840, с. Оёк; похоронен в Иркутске)
• Зинаида Сергеевна (6.5.1837, Петровский завод - 11.7.1924, Орёл), жена Н. Д. Свербеева (1829-1859), его брат А. Д. Свербеев .
• Владимир Сергеевич (4.9.1838, Петровский завод - 1.9.1839, Иркутск)
• Иван Сергеевич (13.5.1843, с. Оёк - 17.3.1874, Москва)
• Софья Сергеевна (15.7.1844, с. Оёк - 19.8.1845, Иркутск)

В кинематографе

• Тамара Годлевская - «Декабристы »
• Ирина Купченко - «Звезда пленительного счастья» .

Напишите отзыв о статье "Трубецкая, Екатерина Ивановна"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Трубецкая, Екатерина Ивановна

– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.

Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.

Екатерина Ивановна Трубецкая
Миниатюра Н.А.Бестужева , 1828
Имя при рождении:
Дата рождения:
Отец:
Мать:	Козицкая Александра Григорьевна ( -)
Супруг:
Дети:	4 дочери и 3 сына
Сайт:	dekabrist.mybb.ru

Княгиня Екатерина Ивановна Трубецкая , урождённая графиня Лаваль (27 ноября , Киев - 14 октября , Иркутск) - жена декабриста С. П. Трубецкого , которая последовала за ним в Сибирь. Героиня поэмы Н. А. Некрасова «Русские женщины».

Биография

Дочь французского эмигранта, члена Главного правления училищ, позднее - управляющего 3-й экспедицией особой канцелярии Министерства иностранных дел Ивана Степановича Лаваля и Александры Григорьевны Лаваль (урождённой Козицкой) - наследницы капиталов И. С. Мясникова , хозяйки известного петербургского салона. Екатерина и её сестры ни в чём не нуждались и не ведали отказа. Сёстры были прекрасно образованы и подолгу жили с родителями в Европе.

По отзывам современников, Екатерина Лаваль не была красавицей - невысокая, полноватая, зато обаятельная, веселая резвушка с прекрасным голосом. В Париже в 1819 году Екатерина Лаваль познакомилась с князем Сергеем Петровичем Трубецким, а 16 (28) мая 1820 года вышла за него замуж. Трубецкой был на десять лет её старше и считался завидным женихом: знатен, богат, умён, образован, прошёл войну с Наполеоном и дослужился до полковника. Карьера его ещё не была закончена, и Екатерина имела шансы стать генеральшей. Блестящий брак был омрачён отсутствием детей. Екатерина очень переживала по этому поводу и ездила лечиться от бесплодия за границу.

Жена декабриста

Спустя пять лет после свадьбы вдруг выяснилось, что Сергей Трубецкой вместе с друзьями готовил восстание.

Событие 14-го декабря и отправление в Сибирь князя Сергея Петровича служили только поводом к развитию тех сил души, коими одарена была Екатерина Ивановна и которые она так прекрасно умела употребить для достижения высокой цели исполнения супружеского долга в отношении к тому, с коим соединена была узами любви вечной, ничем не разрушимой; она просила как высшей милости следовать за мужем и разделять его участь и получила высочайшее дозволение и, вопреки настоянию матери, которая не хотела её отпускать, отправилась в дальний путь <…> Соединившись временно с мужем в Николаевском заводе, она с того времени не покидала нас и была во всё время нашей общей жизни нашим ангелом-хранителем.

Наконец, им предоставили положение о жёнах ссыльно-каторжных и о правилах, на которых они допускаются на заводы. Во-первых, они должны отказаться от пользования теми правами, которые принадлежали им по званию и состоянию. Во-вторых, они не могут ни получать, ни отправлять писем и денег иначе, как через заводское начальство. Далее, свидание с мужьями дозволяется им только по воле того же начальства и в том месте, которое им же будет определено.

Е. П. Оболенский. Мемуары декабристов. Северное общество. Составление проф. В. А. Фёдорова, М.: Издательство Московского университета, 1981, с. 104

Трубецкая и Волконская подписали эти условия и им разрешили следовать за мужьями.

"Я, право, чувствую, что не смогу жить без тебя. Я все готова снести с тобою, не буду жалеть ни о чем, когда буду с тобой вместе.

Меня будущее не страшит. Спокойно прощусь со всеми благами светскими. Одно меня может радовать: тебя видеть, делить твое горе и все минуты жизни своей тебе посвящать. Меня будущее иногда беспокоит на твой счет. Иногда страшусь, чтоб тяжкая твоя участь не показалась тебе свыше сил твоих... Мне же, друг мой, все будет легко переносить с тобою вместе, и чувствую, ежедневно сильнее чувствую, что как бы худо нам ни было, от глубины души буду жребий свой благословлять, если буду я с тобою".

Из письма Екатерины Трубецкой мужу

в Петропавловскую крепость, декабрь 1825 г.

Екатерина Трубецкая была рождена наполовину француженкой. Она появилась на свет 27 ноября 1800 года в семье французского эмигранта Жана-Шарля-Франсуа де Ла Валля, бежавшего в Россию от Великой французской революции и принявшего здесь имя Иван Степанович, и богатой купеческой наследницы мясниковских миллионов Александры Григорьевны Козицкой, владелицы двух имений в Пензенской и Владимирской губерниях с двадцатью тысячами крепостных душ, большого горнодобывающий завода на Урале и золотых приисков. Семья Лавалей слыла несметно богатой, их капитал оценивался в 2 миллиона 600 тысяч рублей серебром. В свое время Александра Григорьевна ссудила находившемуся в эмиграции королю Франции Людовику XVIII 300 тысяч франков, за что позднее Лавалей отблагодарили по-королевски: в 1814 году Иван Степанович был возведен в графское достоинство королевства Французского, переходящее на всех его потомков.

В России же он начинал как простой преподаватель Морского кадетского корпуса, затем 30 лет служил в Министерстве иностранных дел начальником департамента, став довольно крупным дипломатом. В табеле о рангах с 1800 года Лаваль занимал IV класс, обладая придворным титулом камергера, а в 1819г. перешел в III класс, получив гражданский чин тайного советника. Наверняка к этим продвижениям мужа-иностранца по службе приложила руку его состоятельная жена-купчиха. Как раз в 1800 году в семье появился первенец – Каташа, как ласково называли Екатерину Ивановну родные, а табельные чины давали право на потомственное дворянство.

Детство и юность Екатерины, старшей из трех дочерей Лавалей, протекали беззаботно и счастливо. Воспитанная среди роскоши, она с малолетства видела себя предметом внимания и попечения как отца, который нежно любил ее, так и матери. Катерина Ивановна считалась завидной невестой, многие знатные женихи добивались ее руки. Хотя она и не слыла особенной красавицей, но "всякого обвораживала своим добрым характером, большими выразительными глазами, приятным голосом и умною, плавною речью". Она была весьма образованной и начитанной барышней, знала языки, хорошо пела, отлично играла на фортепьяно. Немалое влияние в образовательном отношении оказало на нее знакомство с представителями европейской дипломатии, которые часто бывали в их доме.

Помпезный особняк ее родителей на Английской набережной в Петербурге возвышался настоящим дворцом. Гранитные львы на входе, античные колонны, изысканные интерьеры внутри – высокие лепные потолки, полы, выложенные мраморной мозаикой из дворцов римских императоров Нерона и Тиберия. Лавали собрали бесценную художественную сокровищницу – полотна Рембрандта, Рубенса, античные мраморные статуи, греческие вазы с тысячелетними историями, коллекция египетских древностей, фарфоровая посуда с вензелями, домашняя библиотека размером в 5 тысяч книг по истории, философии, экономике, искусству – этот центр культурной жизни Петербурга славился далеко за пределами Российской империи. Ни в одном салоне северной столицы не устраивалось тогда таких великолепных балов, светских раутов, дипломатических приемов, спектаклей и праздников, литературных и музыкальных вечеров с участием известных артистов, изысканных обедов на 300-400, а то и 600 человек. Гостей принимали по средам и субботам, здесь перебывал весь петербургский бомонд во главе с императором Александром I, здесь читали свои сочинения Жуковский, Карамзин, Грибоедов, Пушкин, Вяземский.

Лучшие дня

На рождественском балу 1818 года Каташа танцует с великим князем Николаем Павловичем, будущим императором Николаем I. Молодые и беспечные, они весело щебечут на французском, шутят, беседуют о древнеримской литературе, об английских традициях и русских былинах. Великий князь очарован этой милой девушкой, он галантен и вежлив как никогда, и назовет ее "Самой просвещенной девицей высшего света". Никто из этих двоих тогда не предполагал, что балы окажутся не единственным местом и поводом для их встреч.

Весной 1820 года Лавали отправятся из Петербурга в Париж, на историческую родину отца семейства, и там Катерина встретит свою судьбу.

Впервые она услышала о заслуженном герое Отечественной войны 1812 года от парижской кузины Татьяны, и уже до знакомства с ним знала, что князь Сергей Петрович Трубецкой доблестно сражался, имел множество орденов и наград и два боевых ранения. Поначалу Трубецкой совсем не приглянулся юной княгине, не о таком кавалере она мечтала.

Он был старше ее на 10 лет, скрытный и замкнутый, с некрасивыми чертами лица, долговязый и не умеющий танцевать. Но постепенно их знакомство развивалось, им было интересно беседовать обо всем.

Князя сразил ее интеллект и душевные качества, впервые встретил он такую образованную и любознательную женщину. А она впервые полюбила. Современники вспоминали, что любовь супругов Трубецких была взаимной и страстной, пышная свадьба в мае 1821 года явилась закономерным следствием их глубоких чувств. "Таким образом устроилась их судьба, которая впоследствии так резко очертила высокий характер Катерины Ивановны и среди всех превратностей судьбы устроила их семейное счастие на таких прочных основаниях, которых ничто не могло поколебать впоследствии".

Молодожены вернулись в Петербург осенью 1821 года. Вскоре Трубецкой получил звание полковника Преображенского полка и Святую Анну II степени - орден, которым награждали "любящих правду, благочестие и верность". Из строевой службы он вышел еще в 1819 году, перейдя на административную должность старшего адъютанта при главном военном штабе.

Сергей Петрович не скрывал от жены своей политической активности. Он познакомил ее с единомышленниками – в кабинете Трубецкого в доме Лавалей часто проводились совещания тайного общества, при Екатерине открыто велись разговоры о необходимости переустройства общественно-политического уклада в России, в ее ванной хранился литографский станок, использовавшийся для пропагандистских нужд общества. Заговорщики выбрали Трубецкого своим предводителем, диктатором готовящегося восстания. Конечно же, Екатерину Ивановну тревожила судьба мужа и его друзей, однажды она сказала Муравьеву-Апостолу: "Ради бога, подумайте о том, что вы делаете, вы погубите нас и сложите свои головы на плахе". Она, с детства не переносившая вида крови, бесконечно убеждала мужа в том, что для истинных христиан террор неприемлем, счастье на крови и несчастьях других безнравственно. В той или иной степени родственникам было известно о планах Трубецкого: так мать Екатерины, графиня Александра Григорьевна, собственноручно вышила шелками знамя повстанцев, но диктатору оно не понадобилось.

14 декабря 1825 года полковник Трубецкой не вышел на Сенатскую площадь. И отнюдь не потому, что струсил. Бывший боевой офицер прекрасно понимал, что силы были не равные: отдав команду "Пли", он неминуемо обрек бы повстанцев на гибель, а он не желал кровопролития; он считал восстание преждевременным и плохо подготовленным, к тому же в рядах предводителей произошел раскол и замешательство. Из учебников истории известно, что восстание декабристов было жестоко подавлено. Из донесения чиновника Министерства юстиции С.Н. Корсакова: "Погибших в день восстания 14 декабря насчитывалось 1271 человек, в том числе: 1 генерал, 1 штаб-офицер, 17 офицеров, 93 солдата Московского полка, 69 - Гренадерского, 103 матроса гвардейского Морского экипажа, 17 конногвардейцев. 39-"во фраках и шинелях", 9 - "женского пола", 19 - "малолетних" и 903 - "черни". Император повелел, чтобы трупы были убраны к утру. В ночь на Неве сделано было множество прорубей, в которые опустили не только трупы, но, как утверждали, и множество раненных, лишенных возможности спастись от ожидаемой их участи".

В день восстания Трубецкой скрывался в доме свояка – австрийского посла графа Людвига Лебцельтерна, где и был арестован в ночь на 15 декабря. Николай I двое суток глаз не сомкнул, лично допрашивая заговорщиков в Зимнем дворце. Поначалу Сергей Трубецкой отрицал свою причастность к заговору. Но когда ему предъявили неоспоримые улики, найденные при обыске в доме Лавалей - конспект "Манифеста к русскому народу" и проект конституции Никиты Муравьева – он якобы упал на колени перед государем и взмолился о прощении и пощаде (как записал в своих дневниках Николай I), однако сам Трубецкой сей постыдный факт отрицал.

Вероятно, Николай I не забыл своих юношеских симпатий к Екатерине Лаваль, поскольку, допрашивая полковника Трубецкого, он упомянул ее: "Какая фамилия, князь Трубецкой гвардии полковник, и в каком деле! Какая милая жена! Вы погубили Вашу жену!" И уже 15 декабря 1825 года император дал Каташе знать, что муж ее останется в живых.

Письмо С.П. Трубецкого жене, Е.И.Трубецкой, из Зимнего дворца,

"Друг мой, будь спокойной и молись Богу!.. Друг мой несчастный, я тебя погубил, но не со злым намерением. Не ропщи на меня, ангел мой, ты одна еще привязываешь меня к жизни, но боюсь, что ты должна будешь влачить несчастную жизнь, и, может быть, легче бы тебе было, если б меня вовсе не было. Моя участь в руках государя, но я не имею средств убедить его в искренности. Государь стоит возле меня и велит написать, что я жив и здоров буду. Бог спаси тебя, друга моего. Прости меня.

Друг твой вечный Трубецкой".

Всего по делу декабристов проходило 579 человек, 79% процентов из них были военными царской армии. Петропавловская крепость с трудом вмещала всех арестованных. Следственный комитет в течение 6 месяцев вел расследование, собирая документы и признательные доказательства. 1 июня 1826 года для вынесения приговора подследственным был учрежден Верховный уголовный суд. Трубецкого осудили как государственного преступника I разряда и приговорили к смертной казни отсечением головы за то, что "умышлял на Цареубийство и соглашался с предложением других; предлагал лишение свободы ИМПЕРАТОРА и ИМПЕРАТОРСКОЙ Фамилии при занятии Дворца; управлял Северным тайным обществом, имевшим целью бунт, и согласился именоваться главою и предводителем воинского мятежа, хотя в нем лично и не действовал". Сразу же после оглашения приговор был смягчен, император даровал Трубецкому жизнь, с лишением всех наград, чинов и дворянства и ссылкой на вечную каторжную работу в Сибирь.

Еще до вынесения приговора Екатерина Трубецкая, воспитанная в патриархальных традициях, твердо решила разделить участь мужа своего, если он останется жив. Она добилась царской аудиенции. Встреча старых знакомых состоялась в доме генерал-губернатора, только теперь бывший великий князь Николай Павлович являлся государем всея Руси, а Екатерина Лаваль - женой государственного преступника. Император всячески пытался отговорить ее от безрассудной затеи отправиться в Сибирь, грозя потерей дворянских привилегий, имущественных прав, всяческими трудностями и лишениями, пожизненным запретом на возвращение в центральную Россию. "Зачем вам оный Трубецкой, а?! Отныне Вы, княгиня, свободны, не связаны более узами супружеского союза с каторжником Трубецким. Мы так хотим. Повелеваем!" А она настойчиво твердила, что согласна на любые условия, лишь бы всегда быть рядом с мужем. Неизвестно, что больше повлияло на Николая – твердость намерений Трубецкой, его давняя к ней симпатия или память о заслугах перед короной Российской империи ее деда, бывшего статс-секретаря Екатерины II Григория Васильевича Козицкого – но под ее натиском Николай I выдал Трубецкой письменное разрешение следовать за мужем на каторгу. "Ну что ж, поезжайте, я вспомню о Вас", - напутствовал ее император, а императрица Александра Федоровна добавила: "Вы хорошо делаете, что хотите последовать за своим мужем. На Вашем месте и я не колебалась бы сделать то же".

Екатерина Трубецкая первой из жен декабристов выехала в Сибирь 24 июля 1826 года, на следующий же день после отправки мужа на каторгу. Родители поддержали ее решение, снарядили в дорогу, графиня Лаваль снабдила деньгами, а отец выделил в сопровождающие своего секретаря Карла Воше. Провожая дочь, граф Лаваль плакал, Каташа утешала его, просила прощения, убеждала, что ее долг - быть рядом с мужем в тяжелые для него дни. Отправившись в неизвестность в ледяной каторжный край, никогда больше она не увидит своих родителей.

В дороге Екатерина Ивановна сильно простудилась, в районе Красноярска карета ее сломалась, пришлось пересесть на перекладных почтовых лошадей. Воше сдался, сославшись на болезнь, он вернулся в Петербург (после чего навсегда покинул Россию), а ее ничто не могло остановить в стремлении составить счастье своего ссыльного мужа. После 7 недель и более 5 тысяч верст пути в Иркутске ее ждало новое испытание. Государь действительно не забыл о ней. Иркутские чиновники получили одобренное им тайное предписание вразумить со всей тщательностью жен осужденных, употребить все возможные внушения и убеждения, дабы задержать их в Иркутске и отправить обратно в Россию. Иркутский губернатор Цейдлер чинил ей всяческие препоны, не дозволяя двигаться дальше. Осенью 1826 года Сергей Трубецкой находился на каторжных работах в Николаевском винокуренном заводе близ Иркутска, но ей больше месяца не разрешают увидеться с ним. Их короткая встреча состоялась 8 октября 1826 года, когда восьмерых декабристов собрали в Иркутске для дальнейшего этапирования в Нерчинскую каторгу. Она чудом успела к моменту отправки. Лошади ссыльных уже тронулись, но Сергей Петрович выпрыгнул из повозки; объятья супругов были нежными, слезы текли из глаз обоих, он вновь просил ее о прощении.

В Иркутске Екатерина Трубецкая провела четыре томительных месяца. Несмотря на то, что у нее имелось подписанное царем разрешение, местные власти мурыжили ее натуральным образом, не позволяя следовать дальше, под разными предлогами отказывали в приеме. Тогда она вступила с чиновниками в переписку.

"Милостивый государь Иван Богданович!

Уже известно Вашему превосходительству желание мое разделить участь Несчастного моего мужа, но, заметив, что Ваше превосходительство все старания употребляли на то, чтобы отвратить меня от такого моего намерения, нужным считаю письменно изложить Вам причины, препятствующие мне согласиться с Вашим мнением.

Чувство любви к Другу заставило меня с величайшим нетерпением желать соединиться с ним; но со всем тем я старалась хладнокровно рассмотреть свое положение и рассуждала сама с собою о том, что мне предстояло выбирать. Оставляя мужа, с которым я пять лет была счастлива, возвратиться в Россию и жить там во всяком внешнем удовольствии, но с убитой душой, или из любви к нему, отказавшись от всех благ мира с чистой и спокойной совестью, добровольно предать себя унижению, бедности и всем неисчислимым трудностям горестного его положения в надежде, что, разделяя все его страдания, могу иногда с любовью своею хоть мало скорбь его облегчить? Строго испытав себя и удостоверившись, что силы мои душевные и телесные никак бы не позволили мне избрать первое, а ко второму сердце сильно влечет меня… Но если б чувства мои к мужу не были таковы, есть причины еще важнее, которые принудили бы меня решиться на сие. Церковь наша почитает брак таинством, и союз брачный ничто не сильно разорвать. Жена должна делить участь своего мужа всегда и в счастии и в несчастии, и никакое обстоятельство не может служить ей поводом к неисполнению священнейшей для нее обязанности…Размышления сии приводят меня в еще большее желание исполнить свое намерение, ибо, вспомнив, что лишение законами всего, чем свет дорожит, есть великое наказание, весьма трудное переносить, но в то же время мысль о вечных благах будущей жизни делает добровольное от всего того отрицанье жертвою сердцу приятною и легкою…. Надежда скоро быть вместе с мужем заставляет меня питать живейшую благодарность к государю императору, облегчившему горе несчастного моего Друга, позволив ему иметь отраду в жене…"

Возможно, именно эти аргументы Екатерины Трубецкой возымели нужное действие, чиновники не осмелились попрать законы божьи. 19 января 1827 года Цейдлер принял ее. Она без колебаний подписала отречение от всего, согласившись потерять свое дворянское звание и имущественные права на крепостных, принимая то, что дети, рожденные в Сибири, поступят в казенные заводские крестьяне. Цейдлер грозился отправить ее в Нерчинск по этапу под конвоем вместе с каторжниками – "они идут группами по пятьсот человек и по пути мрут как мухи", и не гарантировал ей никакой безопасности среди преступников, которые будут иметь полное право считать ее себе подобной. Но Трубецкая непреклонна: "Я готова преодолеть эти 700 верст, которые отделяют меня от мужа моего, этапным порядком, плечом к плечу с каторжниками, но только не будете больше задерживать меня, прошу Вас! Отправьте меня еще сегодня!" Согласно предписанию она сдала по описи все денежные средства, ценные вещи и драгоценности на хранение в казначейство и 20 января 1827 года отправилась в Нерчинские рудники, тогдашний центр каторжного Забайкалья, слывший адским местом.

В Нерчинске княгиня Трубецкая встретится с княгиней Волконской, также отправившейся на каторгу разделить участь мужа своего, и с этих пор на долгие годы они станут лучшими подругами. Их заставят подписать еще множество формуляров, накладывающих регламент на их поведение: не искать никакими путями свиданий с мужьями, за исключением разрешенных в строго назначенные дни, не чаще, чем через два дня на третий, не иначе, как в арестантской камере в присутствии тюремного офицера; на свиданиях говорить только на русском языке; не передавать мужьям никаких вещей, денег, бумаг, чернил, и ничего от них не принимать, особенно записок и писем; никуда не отлучаться от места пребывания… Вновь они согласились на все условия. Наконец, в феврале 1827 года княгини добрались до Благодатского рудника – места каторги 8 декабристов, состоявшего из одной улицы с убогими домишками. За 3 рубля 50 копеек они сняли для проживания покосившуюся хибару со слюдяными окнами и дымящей печкой. "Ляжешь головой к стене - ноги упираются в двери. Проснешься утром зимним - волосы примерзли к бревнам - между венцами ледяные щели". Когда через щель в тюремном заборе Трубецкая впервые за много месяцев увидела своего князя, закованного в кандалы, исхудавшего и осунувшегося, заросшего бородой, в оборванном тулупчике – она упала в обморок.

Начинается новый этап ее жизни, полный трудностей и лишений. Она, выросшая в роскоши во дворце с вышколенными гувернантками и няньками, теперь сама топила печку, носила воду, стирала белье, готовила еду, штопала одежду мужу. Она отдала заключенным все свои теплые вещи, из своих теплых башмаков сшила шапку одному из каторжников - чтобы его голова была защищена в штольне от осыпающихся горных пород, сама же ходила в настолько истрепанных башмаках, что в результате обморозила ноги и потом долго болела. Все деньги у жен преступников изымались, начальство выдавало им на "прожитие" настолько мизерные суммы, что аристократки почти нищенствовали. Из экономии они отказались от ужинов, чтобы иметь возможность каждый день отправлять в тюрьму горячие обеды. "Мы ограничили свою пищу: суп и каша - вот наш обыденный стол; ужин отменялся, Каташа, привыкшая к изысканной кухне отца, ела кусок черного хлеба и запивала его квасом". Первые семь месяцев жизни в Благодатском руднике были самыми тяжелыми – не хватало денег, пропитания, теплой одежды, не было лекарств. После тюремных свиданий женщины немедленно вытрясали свою одежду - тюрьма кишела клопами. Но они не падали духом и не сдавались, они поддерживали своих каторжан всеми своими силами и возможностями.

Из мемуаров декабриста Е.П. Оболенского: "Прибытие этих двух высоких женщин, русских по сердцу, высоких по характеру, благодетельно подействовало на нас всех; с их прибытием у нас составилась семья. Общие чувства обратились к ним, и их первою заботою были мы же. С их прибытием и связь наша с родными и близкими сердцу получила то начало, которое потом уже не прекращалось, по их родственной почтительности доставлять родным те известия, которые могли их утешить при совершенной неизвестности о нашей участи. Но как исчислять все то, чем мы им обязаны в продолжение стольких лет, которые ими были посвящены попечению о своих мужьях, а вместе с ними и об нас? Как не вспомнить и импровизированные блюда, которые приносились нам в нашу казарму Благодатского рудника - плоды трудов княгинь Трубецкой и Волконской, в которых их теоретическое знание кухонного искусства было подчинено совершенному неведению применения теории к практике. Но мы были в восторге, и нам все казалось таким вкусным, что едва ли хлеб, недопеченный княгиней Трубецкой, не показался бы нам вкуснее лучшего произведения первого петербургского булочника".

На поднадзорных свиданиях Екатерина Ивановна не могла открыто говорить мужу о своих чувствах и переживаниях. Чтобы чаще видеть его, она поднималась на склон сопки, с которой просматривался тюремный двор, тайком ходила вслед за конвоем, когда арестантов выводили на работы или на прогулки. Князь Трубецкой срывал цветы на пути своем, делал букет и оставлял его на земле, а несчастная жена подходила поднять букет только тогда, когда солдаты не могли этого видеть.

Нерчинская каторга вскоре закончилась. В сентябре 1827 года декабристов перевели в Читу, где условия существования значительно облегчились. После крестьянской хибары Благодатского рудника у Трубецкой появились настоящие хоромы - для жен декабристов выстроили целую улицу скромных деревянных домиков, названную Дамской.

Наверняка Николай I не раз сожалел о том, что разрешил Екатерине Трубецкой, а затем и другим женам, сестрам, матерям "друзей 14-го декабря" следовать в Сибирь. Декабристов не удалось полностью изолировать от внешнего мира. Жены вели переписку от имени ссыльных, Трубецкой иногда приходилось писать до 30 писем в неделю, поскольку она была лично знакома со многими родственниками и друзьями каторжан; они выписывали для них журналы и газеты, писали письма и жалобы в вышестоящие инстанции - вплоть до царя и шефа жандармов Бенкендорфа, настаивая на улучшении условий содержания своих мужей. Каждый день жены приходили к острогу, чтобы через забор поговорить с узниками, подбодрить их. Однажды караульный солдат ударил Екатерину Ивановну кулаком, пытаясь прогнать ее – это чуть было не вызвало восстание в остроге, а женщины немедленно написали жалобу в Петербург. Трубецкая после этого демонстративно устраивала "приемы" перед тюрьмой: она приносила скамеечку, усаживалась на нее, и подолгу поочередно беседовала с арестантами через забор. Комендант Нерчинских рудников генерал С.Р. Лепарский не раз говорил: "Я хотел бы лучше иметь дело с тремястами государственных преступников, чем с десятью их женами. Для них у меня нет закона, и я часто поступаю против инструкции…"

1 августа 1829 года произошло радостное событие: учитывая ходатайство Лепарского, император разрешил снять со всех декабристов 6-ти килограммовые кандалы. Мастер на все руки Н.А.Бестужев сделал из оков для всех женщин украшения на память - браслеты, нательные крестики, обручальные кольца супругам, позднее он напишет: "И не стыдно ли нам было падать духом, когда слабые женщины возвышались до прекрасного идеала геройства и самоотвержения?"

В Чите в семье Трубецких случилось настоящее чудо. Чистый сибирский воздух оказался для болезненной с детства Екатерины целебнее теплых вод Баден-Бадена, куда она не раз ездила лечиться. В 1830 году после девяти лет брака у них родилась первая дочь Сашенька. Молодые родители были безмерно счастливы. Потом дети у них начнут появляться один за другим.

В 1830 году декабристов перевели в новую, специально для них построенную тюрьму в Петровском заводе. Жены добились разрешения жить вместе с мужьями в тюремных камерах. 28 сентября 1830 года Екатерина Трубецкая писала матери в Петербург: "Эта жизнь от свидания до свидания, которую нам приходилось выносить столько времени, нам всем слишком дорого стоила, чтобы мы вновь решились подвергнуться ей: это было свыше наших сил. Поэтому все мы находимся в остроге вот уже четыре дня. Нам не разрешили взять с собой детей, но если бы даже позволили, то все равно это было бы невыполнимо из-за местных условий и строгих тюремных правил. После нашего переезда в тюрьму нам разрешили выходить из нее, чтобы присматривать за хозяйством и навещать наших детей… Я живу в очень маленькой комнатке. Темень в ней такая, что мы в полдень не видим без свечей. В стенах много щелей, отовсюду дует ветер, и сырость так велика, что пронизывает до костей. Физические страдания, которые может причинить эта тюрьма, кажутся мне ничтожными в сравнении с жестокой необходимостью быть разлученной со своим ребенком и с беспокойством, которое я испытываю все время, что я не вижу его".

Письма Трубецкой из Сибири высший свет Петербурга читал со слезами на глазах, их переписывали от руки и зачитывали в салонах как литературные произведения.

В конце 1835 года указом императора объявлено об окончании каторги для 10 ссыльных декабристов и их переводе на поселение. Екатерина Трубецкая просит у Николая I разрешения переехать с мужем и детьми в Западную Сибирь. Царь, не найдя в ее письме слезных строк с покаяниями и извинениями, в этой просьбе отказал. Он также не разрешит Трубецкой в 1846 году приехать в Петербург, чтобы проститься с умирающим отцом.

Семью Трубецких выслали на поселение в Оёк – маленькое бурятское село в 32 километрах от Иркутска. Поселенцам выделялось по 15 десятин земли, "дабы могли они прокормиться". На поселении князь Трубецкой, начав заниматься сельским хозяйством, вплотную познакомился с крестьянами и их бытом, его заинтересовало положение крестьянства и вопросы волостного управления. Сергей Петрович занимается и садоводством, часто ездит на охоту, ведет дневник наблюдений за птицами и природными явлениями, и даже участвует в разработке золотоносных приисков.

А Екатерина Ивановна находила утешение и радость в воспитании детей, обучении их грамоте, языкам, музыке, пению. Всего в Сибири у нее родилось 9 детей, к великой ее печали пятеро из них умерли в малолетнем возрасте, в живых осталось три дочери – Александра, Елизавета и Зинаида, и младший сын Иван. Помимо собственных детей в семье Трубецких воспитывались сын политссыльного Кучевского, две дочери декабриста Михаила Кюхельбекера, вместе с ними жили двое воспитатели детей. Всем хватало места в этом хлебосольном и гостеприимном доме. В период проживания в Иркутске декабристы так описывали Екатерину Ивановну: в простом платье, с большим вышитым белым воротником, широкая коса уложена корзинкой вокруг высокой черепаховой гребенки, спереди, с обеих сторон спускаются длинные, завитые локоны, лучистые глаза, искрящиеся умом, сияющие добром и божьей правдой.

В 1845 году в Иркутске открылся первый в Сибири Девичий институт, и Трубецкая добилась разрешения поселиться с детьми в Иркутске, чтобы ее старшие девочки смогли посещать институт. Старая графиня Лаваль в последний раз перед смертью крупно помогла дочери, отправив средства на покупку просторного - в четырнадцать комнат - дома с видом на Ангару в Знаменском предместье Иркутска, рядом с монастырем. По случайному совпадению дом этот ранее принадлежал губернатору Цейдлеру, тому самому, который много лет назад не пускал ее к ссыльному мужу. Вскоре и Сергей Петрович получил разрешение жить с семьей в Иркутске.

Всем нищим и калекам Иркутска был известен дом Трубецких. Екатерина Ивановна, на себе испытавшая, что такое голод и лишения, никогда не отказывала нуждающимся в куске хлеба, она оказывала посильную помощь бедным крестьянам, была исправной прихожанкой Знаменского монастыря, не жалела пожертвований для церкви. Все окрестное население шло к ней за лекарствами - медикаменты, полученные из Петербурга, она раздавала больным. Дом Трубецких, как и дом Волконских, стал одним из главных очагов культуры Иркутска, декабристы и вся местная знать - чиновники, купцы с удовольствием собирались здесь. "Обе хозяйки - Трубецкая и Волконская своим умом и образованием, а Трубецкая - и своей необыкновенной сердечностью, были как бы созданы, чтобы сплотить всех товарищей в одну дружескую колонию; присутствие же детей в обеих семьях вносило еще больше оживления и теплоты в отношениях". Многие современники называли Екатерину Ивановну олицетворением неистощимой доброты, удивительным сочетанием тонкого ума и доброго сердца.

До царского Манифеста об амнистии декабристам Екатерина Трубецкая не дожила всего 2 года. Ее не стало 14 октября 1854 года, она скончалась от тяжелой болезни легких рано утром на руках у мужа. Впервые в Иркутске прошли такие многолюдные похороны, весь город – от бедноты до генерал-губернатора Восточной Сибири - вышел проводить в последний путь свою княгинюшку. "…в день похорон гроб ее несли на своих руках монахини монастыря, которому она сделала много добра. Бедные эти девушки ни за что не хотели позволить, чтобы кто-то другой занял их место у гроба…" Ее похоронили в ограде Знаменского монастыря рядом с безвременно ушедшими детьми. О бедной Каташе глубоко сожалели ее дети, друзья, и все те, кому она делала добро.

Со смертью княгини дом Трубецких осиротел и стоял как мертвый. Старик Трубецкой горевал о своей потере и совсем не показывался на людях. После Манифеста об амнистии старый князь не хотел уезжать из Иркутска, согласился уехать только во имя необходимости дальнейшего образования сына Ивана, которому в 1856 году было всего 13 лет от роду. Перед отъездом Трубецкой до потери сознания рыдал на могиле жены. Его, бесчувственного, посадили в возок и увезли из Сибири навсегда. Он умер в Москве в возрасте 70 лет 22 ноября 1860 года. Его похороны вылились в настоящую политическую демонстрацию. Около сотни студентов, участвовавших в похоронах, 7 верст несли его гроб на руках до Новодевичьего монастыря. Власти с перепугу вызвали роту солдат – даже в последний путь Трубецкой оправился под конвоем.

Могла ли Екатерина Трубецкая поступить по-другому? Ведь никто не заставлял ее во цвете лет одеться в траур, отречься от всех доступных ей с детства благ и роскошной жизни, и добровольно отправиться в неизвестность на край света за мужем-каторжником. Постановлением правительства и Синода жены декабристов признавались вдовами и могли вторично выходить замуж при живых супругах, поскольку мужья их считались "политическими мертвецами".

Ответ нашла в одном из ее писем Николаю I: "Я очень несчастна, но если бы мне было суждено пережить все снова, я поступила бы точно так же…" Иного пути она себе и не представляла, это был осознанный выбор. Екатерина Трубецкая родилась ровесницей века и стала лицом своего века, войдя в историю как первая аристократка, отправившаяся на каторгу в Сибирь за мужем. Она достойно перенесла все выпавшие на ее женскую долю испытания. Она сдержала венчальный обет верности, достойно и смиренно пронеся нелегкий крест судьбы своей.

Жены декабристов. Трубецкая Екатерина Ивановна.

Трубецкая Екатерина Ивановна.

Трубецкая Екатерина Ивановна. Миниатюра Н.А.Бестужева, 1828

Екатерина Трубецкая родилась в Киеве — здесь ее корни, а умерла в далекой Сибири, в Иркутске. Там и похоронена. В детстве она не переносила вида крови. И это чувство сострадания к птицам и животным, к человеку пронесла через всю свою жизнь. Она была старшей дочерью камергера двора его императорского величества Ивана Степановича Лаваля (1761—1846) — французского эмигранта Жана Франсуа, для которого Россия стала второй родиной, — и деятельной миллионерши Александры Григорьевны Козицкой (1772—1850). Их капитал оценивался в 2 млн. 600 тыс. рублей серебром. Екатерина Ивановна получила прекрасное образование, хорошо пела, отменно играла на фортепиано. Ее руки добивались известные в России бароны, графы, князья.

Графиня Александра Григорьевна Лаваль, ур. Козицкая

Граф Иван Степанович Лаваль

Девушка из высшего общества

Лавали были тогда почитаемыми не только в российской империи, но и за рубежом. А их великосветский литературно-музыкальный салон на Английской набережной славился в те времена на весь Петербург.

Санкт-Петербург. Английская набережная.Гертнер, Иоганн-Филипп-Эдуард

Особняк Лавалей

Изысканные манеры хозяйки и ее старшей дочери, их гостеприимство и остроумие; просторная, сверкающая зала для танцев; большая гостиная с украшенным фигурной лепкой и разноцветными узорами высоким потолком; старинные гравюры, фарфоровые блюдца с геральдическими вензелями; древнеримские статуи из мрамора; привезенные из Греции огромные вазы, которым было по 2500 лет, картины знаменитых итальянских художников; серебряные самовары, индийский хрусталь; прекрасно настроенные фортепиано (граф Иван Степанович Лаваль специально выписал из Неаполя знаменитого мастера-настройщика), вышколенная прислуга…

Выставочный зал дома графини Лаваль. Акварель М. Н. Воробьёва

Несомненно, все это выгодно отличало приемы у Лавалей от аналогичных петербургских салонов. Гости собирались обычно по средам и субботам; иногда их число доходило до 300—400. Рауты, роскошные обеды, вечера с живыми картинами, детские праздники, концерты известных артистов, костюмированные балы, домашние спектакли сменяли друг друга.

Здесь не раз бывали царь Александр I и члены царской фамилии, историк Николай Карамзин, художник Брюллов, писатель и философ Петр Чаадаев, баснописец Иван Крылов, поэты Александр Грибоедов, Адам Мицкевич, Константин Батюшков, Петр Вяземский, Александр Пушкин и Василий Жуковский, известный политик Михаил Сперанский.

На рождественском балу в 1818 году молодая графиня Екатерина Ивановна долго танцевала с великим князем Николаем Павловичем. И каждый раз, приглашая ее на мазурку или кадриль, он галантно кланялся ей и говорил комплименты… А потом был еще случай — спустя шесть месяцев, на балу у графа Потемкина, они беседовали о древнеримской литературе, о стихах эллинских поэтов Архилоха и Алкея Мессенского, об английских обычаях и русских былинах. Великий князь даже назвал ее тогда "самой просвещенной девицей высшего света". Он был предупредителен, вежлив. Сама порядочность.

Великий князь Николай Павлович

Кто бы мог подумать тогда, что через несколько лет все обернется иначе: он станет вместо своего старшего брата Константина императором России, а та, которой он всегда симпатизировал ("Вы обворожительны, Катрин!"), будет долго добиваться у него аудиенции, дабы по высочайшей милости ей разрешили отправиться за своим ссыльным, лишенным всех званий, наград и почестей, харкающим кровью мужем в далекую Сибирь. Видно, судьбе и Богу было угодно так распорядиться…

Сопка близ Читы с могилой неизвестного солдат акварель Н.А. Бестужева

Венчание в Париже

Весной 1820 года семейство Лаваль совершило путешествие из Петербурга в Париж. Здесь Екатерина Ивановна познакомилась с тогда еще капитаном князем Сергеем Петровичем Трубецким, жившим вот уже несколько лет во Франции, тщательно изучая по заданию тайного общества "Союз благоденствия" опыт Французской революции 1789—1799 гг. Кроме того, в Париже Трубецкой старался пополнить свое образование: слушал лекции известных профессоров, прошел полный курс естественных наук.

Сергей Петрович Трубецкой

От своей кузины княгини Татьяны Борисовны Потемкиной, жившей в столице Франции, Екатерина Ивановна знала, что Трубецкой за участие в Отечественной войне 1812 года награжден многими орденами, имеет два ранения.

Вступление союзников в Париж 31 марта 1814 года. Первая четверть XIX века. Неизв. худ

При первой встрече он ей не понравился: молчаливый, озабоченный чем-то и вдобавок плохо танцует. Словом, не кавалер. Однако вскоре она поняла, что за этой его угрюмой молчаливостью, давящей озабоченностью скрывается пытливая, страстная, волевая натура. Они много спорили о Французской революции; Екатерина Ивановна полностью ее отвергала, резко критикуя деспота Робеспьера, насилие и террор.

Трубецкой во многом был согласен с молодой графиней Лаваль, но к достижениям этой революции относил факт ликвидации дворянских привилегий и феодальных крестьянских повинностей, закрепление за крестьянами земли. В итоге Трубецкой и Екатерина Ивановна сошлись на том, что строить свое счастье на несчастье и крови других — безнравственно. А еще он был очень удивлен: такие любознательные и образованные женщины ему раньше не встречались. Судьба. 12 мая 1821 года они обвенчались в Париже, в русской православной церкви на улице Берри, и осенью того же года вернулись в Петербург. Теперь уже она была княгиней Трубецкой...

Русский храм во имя святого благоверного князя Александра Невского в Париже, литография 19 век

Единомышленница

Знала ли Екатерина Ивановна доподлинно, чем именно занимается ее муж? Исторические документы свидетельствуют о том, что Трубецкой постепенно вводил ее в круг своих друзей по тайному обществу, которые ставили основной задачей коренное переустройство общественно-политического уклада Российской империи. Вскоре Екатерина Ивановна стала своим человеком в среде заговорщиков.

Она внимательно слушала их споры, волновалась за мужа. Что сулит будущее всем этим хорошим и, видимо, смелым русским офицерам, которые хотят ввести в Российской империи конституционные свободы?

Декабристы

Что ждет ее саму — она ведь жена Трубецкого, человека, наиболее уважаемого заговорщиками?.. Руководитель Южного общества Пестель и его заместители Бестужев-Рюмин, Сергей Муравьев-Апостол — за физическое уничтожение царя и особ царской фамилии сразу после победы восстания. Это же кровь, террор! Добиваться свобод в Российской империи надобно иным путем: пропагандой, агитацией, мирными переговорами, широким просвещением народных масс, верой в Бога, неукоснительным выполнением христианских заповедей. Она всегда была против насилия, и Трубецкой в конце концов тоже стал разделять ее взгляды.

Кадр из фильма "Звезда пленительного счастья "

Прелести Малороссии

В январе 1825 года Сергей Петрович получил воинское звание полковника и по высочайшему приказу был назначен дежурным штаб-офицером в 4-й пехотный корпус, который дислоцировался в Киеве.

Вид г. Киева. Литография середины XIX в. по оригиналу В. Христофорова.

Это открывало ему возможность непосредственного контакта с Южным обществом, позволяло вербовать из числа его членов союзников при разногласиях с Пестелем. Вместе с Трубецким в Киев приехала и Екатерина Ивановна.

Кадр из фильма"Звезда пленительного счастья "

Здесь они жили до 7 ноября 1825 года в доме одного из руководителей Южного общества Василия Львовича Давыдова (теперь это улица Панаса Мирного, 8/20). Именно здесь, на том месте, где до 1971 года стоял домик Давыдова и где жил Трубецкой с женой, где он встречался со многими членами Южного и Северного обществ, разрабатывал планы консолидации этих обществ, организовывал вместе с женой обеды и ужины для декабристов, — сейчас возвышается современное строение, а на стене — мемориальная доска с барельефами Волконского, Давыдова, Муравьева-Апостола, Бестужева-Рюмина, Пестеля. А фамилии Трубецкого почему-то нет...

В Киеве на ярмарке Екатерина Ивановна у одного мужика купила "на память о Малороссии" крупные, украшенные искусным резным орнаментом деревянные бусы — три связки, разного цвета.

В. И. Штернберг. Ярмарка на Украине.

Эти бусы она потом надевала не раз — на балы, во время раутов и приемов. И всегда они ей напоминали утопающий в зелени древний Киев, подольскую летнюю ярмарку и болезненного вида мужика в длинной рубахе, потертых портках и лаптях — замечательного народного умельца. Дамы из высшего света Петербурга не раз спрашивали у нее потом, где она приобрела сии бусы — настоящий шарман: в Париже, Лондоне, Берлине?! А когда она отвечала, что в Киеве, на обыкновенной летней ярмарке, дамы хмурились и осуждающе качали головами: "Разыгрывать нас изволили, да? Нехорошо, милочка, нехорошо!".

Е.К.Трубецкая, неизветсный художник

Декабрьское восстание, или уроки Робеспьера

Киев Фонтан «Иван»

7 ноября 1825 года чета Трубецких покинула Киев и выехала в Петербург. Обстановка в столице империи, начиная с 27 ноября и в последующие дни, оставалась крайне напряженной. Музыка на разводах не играла, все спектакли в театрах были отменены, а в Казанском и Петропавловском соборах с раннего утра и до позднего вечера служили панихиду по умершему в Таганроге Александру I.

Народ и армия присягнули Константину, но тот в столице не появлялся — крутил в Варшаве любовь с полькой Грудзинской. Наступило междуцарствие…

А в кабинете Трубецкого, на первом этаже дома Лавалей по Английской набережной, почти беспрерывно шли совещания членов тайного общества… Екатерина Ивановна молилась за мужа и его товарищей; здесь же, во время совещаний, знакомилась с новыми для нее людьми — Пущиным, Кюхельбекером, Каховским, братьями Бестужевыми, Рылеевым, Якубовичем, Одоевским, Шереметевым, Розеном, Анненковым...

На российский престол взошел Николай I, начиналась новая эпоха. Выступать заговорщики решили 14 декабря, а руководителем ("диктатором") восстания выбрали князя Трубецкого.

Но князь не явился на Сенатскую площадь 14 декабря, не стал в мятежное каре и войско не возглавил. Он понимал: восстание обречено на поражение, собрать нужного количества офицеров и солдат не удалось. Значит, добиться победы только демонстрацией силы, без крови, не удастся. Ну а вторым Робеспьером он быть не хотел, он же поклялся жене!

Декабристы Болотной. В.Ф. Тимм.

Жестокая расплата

Восстание на Сенатской площади было жестоко подавлено, а утром 15 декабря Трубецкого арестовали. Екатерина Ивановна осталась одна. 12 июля 1826 года был вынесен приговор заговорщикам. Пятеро (Пестель, Каховский, Бестужев-Рюмин, Муравьев-Апостол и Рылеев) были повешены, а Трубецкой был осужден по первому разряду — вечная каторга.

Допрос декабристов

23 июля 1826 года с первой партией ссыльных он был отправлен этапом в Сибирь, в город Иркутск. Екатерина Ивановна давно решила: она должна быть там, где муж. Но для этого необходимо было специальное разрешение царя, который в конце июля 1826 года направился со свитой в Москву. Именно там должна была состояться его коронация.

Трубецкая с трудом добилась аудиенции у царя — их встреча состоялась в доме генерал-губернатора, на Тверской. Николай I был зол. Он не понимал этой женщины, не понимал, почему она упорствует. За свое еще недолгое царствование он уже привык к тому, что ему никогда не перечат.

Жан-Батист Арну

— Поймите, мадам, то, что вы задумали, — безрассудство, глупость даже! Еще и за подруг просите! Зачем вам оный Трубецкой, а?! Отныне вы, княгиня, — свободны, не связаны более узами супружеского союза с каторжником Трубецким. Мы так хотим. Повелеваем!

— Простите, Ваше Величество, но Сергей Трубецкой — мой муж, и разлучить нас может лишь смерть. Я должна ехать к нему… в Сибирь.

— Учтите, как только вы пересечете Урал, то сразу же потеряете все дворянские привилегии. Вам придется навсегда распрощаться с титулами, доходами, поместьями! И дети ваши, кои родятся в Сибири, — тоже не будут дворянами, они поступят в казенные заводские крестьяне! Вас сие устраивает?!

— Ваше величество, я должна быть с мужем…

— Вам, мадам, будет строго-настрого запрещено давать своему ссыльному мужу деньги и вещи. И никто из родных — абсолютно никто, запомните! — не будет сопровождать вас, когда вы поедете в Сибирь. А главное — вы навсегда лишитесь права вернуться в Россию. Навсегда, мадам!

— Ваше величество… я согласна на любые условия. Лишь бы всегда быть вместе с мужем, помочь ему!

Царь выдал ей письменное разрешение, но гнев его не знал границ...

Подвиг во имя любви

27 июля 1826 года в сопровождении секретаря графа Лаваля швейцарца Карла Воше Екатерина Ивановна отправилась в Сибирь, вслед за мужем. Она была первой; она дала толчок, показала пример. А за нею двинулись ее подруги: Мария Волконская, Александра Муравьева, Елизавета Нарышкина, Александра Ентальцева, Наталья Фонвизина, Полина Гебль, Александра Розен, Мария Юшневская, Ле Дантю. Верные жены осужденных декабристов, бесстрашные их невесты.

Это был подвиг. Во имя любви, долга, высоких жизненных идеалов.

Более шести недель догоняла Екатерина Ивановна с Карлом Воше своего мужа. Они мчались без долгих остановок, почти без отдыха; быстрая смена лошадей на почтовых станциях, короткая трапеза — и снова в путь. Денег она не жалела, лишь бы поскорее увидеть мужа... Дорогой Трубецкая простудилась и тяжело заболела; Воше хотел остановиться, подлечить ее, но Екатерина Ивановна не позволила. Вперед! Только вперед!

В середине сентября они были в Иркутске. Здесь уже стояла зима: лежал снег, мороз доходил до пятнадцати градусов. В Иркутской тюрьме Трубецкой впервые после долгого перерыва увидел жену. Гремя кандалами, Сергей Петрович бросился к Екатерине Ивановне. Слезы брызнули у него из глаз: он даже и надеяться не мог на такое счастье: "Катюша, родная!".

Осужденные декабристы работали в глубоких, дышащих холодом штольнях. За день необходимо было добыть киркой три пуда руды на каждого и вынести ее наверх на носилках. Работа была тяжелой, изнурительной. Чахотка косила людей. У Сергея Петровича болели раны, полученные под Лейпцигом в 1813 году; ныла грудь, частые приступы кашля сопровождались кровохарканьем.

Моравов Александр Викторович

Трубецкая сняла домик на Благодатском руднике. В декабрьскую стужу, когда заключенных гнали на работу, она передала им однажды все теплые вещи, даже тесемки от своих меховых сапожек — пришила их к шапке-ушанке одного из каторжников. Потом отморозила ноги, долго болела. Много ей пришлось тогда пережить: издевательства и грубость конвоиров, насмешки начальника нерчинских заводов Бурнашева и горного офицера Рика, оскорбления генерал-губернатора Восточной Сибири Лавинского. Но духом она никогда не падала; на душе было светло, радостно: она снова с мужем! Два раза в неделю!

Дом Екатерины Трубецкой и Марии Волконской в Благодатском руднике

Трубецкая покупала на свои деньги для заключенных продукты, писала от их имени письма домой (каторжникам не разрешалось вести переписку).

Летом нерчинская тайга играла на солнце разноцветьем красок: ярко-зеленая листва деревьев, розовая кипень цветущего багульника, желтые камнеломки, белые ромашки, огненно-красный иван-чай. Во время ежедневной кратковременной прогулки — в кандалах, в сопровождении часового — Трубецкой срывал цветы на своем пути, делал букет и незаметно оставлял его на земле — для жены, которая шла следом (во время прогулок каторжникам запрещались сношения с внешним миром).

Багульник

А дальше были Читинский острог, куда перевели Трубецкого и других декабристов, тюрьма Петровского завода. Потом — поселение в Оеке, что в 30 километрах от Иркутска, и наконец, — Иркутск. В 1828 году С. Трубецкого, как и с других декабристов, сняли кандалы, а еще через год — разрешили видеться с женой у нее на квартире, куда Сергея Петровича сопровождал конвойный.

Вид Читы с острогом и домом коменданта. 1828-1830 гг.

Н. Репин . Декабристы в камере Читинского острога.1828.

Декабристы на мельнице в Чите. 1828-1830 гг

И.В. Киреев. Привал декабристов на пути из Читы в Петровский завод. Август - сентябрь 1830 г.

Петровский завод. Акварель Н.А. Бестужева.

А. Юшневский.Петровский завод. Вход в каземат.1830-е.

Главная улица в Чите. Слева дом Е.И. Трубецкой, Акварель Н.А. Бестужева. 1829 - 1830 гг. направо дом А.Г. Муравьевой.

В 1830 году у Трубецких родилась дочь Александра. До этого детей у них не было. Екатерина Ивановна много раз ездила лечиться на воды в Баден-Баден, но это не дало результатов. А вот здесь, в далекой и холодной Сибири, среди невзгод и тяжких испытаний, она вдруг стала рожать одного ребенка за другим. Удивительная штука жизнь!

Восьмерых детей подарила Екатерина Ивановна Трубецкому; условия, правда, были жестокие, четверо умерли, а вот дочери Александра, Елизавета, Зинаида и сын Иван — выжили. Они стали высокообразованными, уважаемыми людьми.